Такой подлости судьбы она точно не ожидала. Конечно, были еще повозки стражи или мэра, шикарные кареты делегаций, усыпанные золотом и переливающиеся на солнце, или повозки для перевоза заключенных. Вот было бы смеху, явись она в монастырь за решеткой. Но видимо, герцог решил не уповать на судьбу и не бросать свою бывшую служанку на растерзание волкам, а дождаться, пока найдется транспорт. Хотя иногда Эни думала, что он просто забыл, и жить ей в этом чулане вечно.
Так что несколько дней воспитанница привыкала к неведомому ей ранее безделью. Никто не запирал ее на ключ и не требовал сидеть на одном месте, но в первый же день Эни поняла, что идти ей, собственно, некуда. Все интересное находится далеко за пределами восточного крыла, а здесь только Санна и слуги, которые так и не успели стать ей друзьями. К тому же она старалась не гневить герцога и его братьев и больше не ночевала в комнате Монтифера, хотя сам кот захаживал к ней за это время неоднократно.
Завтракала и ужинала Эни в своей комнате, говорили, что так распорядился сам Натан Виару, и лично следил за тем, что подается воспитаннице. Хотя говорил это тот же мальчишка-конюх, который, как казалось Эни, любил порой немного приврать.
Однако за три дня, кроме конюха, в этой каморке было еще четверо визитеров. Несколько раз приходил Леран, он приносил документы, которые Эни подписывала не глядя. Несколько раз заходил Марк, и в отличие от брата он был более разговорчив. Марк рассказал, что Порта оказалась в таком же положении — сидит в своей комнате и ждет, пока ее отправят из герцогства. Но если с Эни в этом плане никаких проблем не было, то, что делать с Портой никто не знал. Девушка молчала, на каком бы языке с ней ни разговаривали, от соблазнительной баронессы остался только ее острый взгляд и пренебрежение ко всем. Она не называла даже своего имени и ничего не требовала, даже возможности уйти. Попроси она это, ее бы отправили на все четыре стороны, чтобы больше не думать об этой проблеме. Но нет. По всему было видно, что девушка благородных кровей, выстави такую на улицу, потом будешь объясняться со всей ее родней. Нашли единственный возможный вариант: вызвали двух послов из Тевирии — своего и представителя горного народа — а там уже они и будут смотреть, куда ее девать дальше. Вот только пока послы приедут, пройдет без малого месяц.
Чаще всего заходила Змера. По ее лицу было видно, что управляющая хочет что-то сказать, но каждый раз она ограничивалась лишь парой вопросов о самочувствии Эниинг.
А еще один визит был весьма странным и неожиданным. Вечером второго дня пришла Ванола. Зачем понадобилось претендентке наведывать служанку, не понял никто. Да и самой Эни было не очень уютно принимать в своей комнате баронессу. Зато Ванола нисколько не смущалась. «Мои родные считают меня слишком добродушной, — лепетала она, оглядывая комнату и присаживаясь на кровать. — Наверное, я самая мягкосердечная из всех людей, но я просто не могу по-другому. Мне невероятно плохо из-за того, что такой прекрасной девушке, как ты приходится нести наказание за акт милосердия. Я бы сама так поступила, без сомнения. А этой… этой… ей должно быть стыдно! Какая-то вертихвостка пыталась стать женой самого герцога! Ну и что, что он колдун. Мы же не относимся предвзято к сумасшедшим, только из-за того, что эти бедняги потеряли свой разум». «Баронесса, мне кажется, это не самое лучшее сравнение, — расхрабрилась Эни, теперь ей было нечего терять, — при том, что безумных запирают в приюте святого Фрониса». «Вот и я говорю, никакой предвзятости! — продолжала гнуть свою линию баронесса. — Ох, бедная девочка. Тебя надо срочно чем-то занять! Принеси мне растворенного меда и ванисовое печенье». Эни, конечно, сделала все, о чем просила претендентка, но про себя молилась, чтобы та как можно быстрее покинула ее комнату.
Несколько раз за дверью были слышны уверенные тяжелые шаги. Это явно был мужчина. Он проходил по коридору, останавливался у ее комнаты, а затем быстро уходил. Гадать, кто это был, оказалось бессмысленной затеей, поживи она здесь год или два, может, и запомнила бы кто и как ходит. Но, ни года, ни двух, даже нескольких месяцев прожить здесь не получилось, и Эни уже начала представлять, как будет выглядеть ее возвращение домой.
Вечером четвертого дня она стояла и смотрела в окно на темный двор, размышляя о будущем. Гарита будет расстроена, вне всяких сомнений. Возможно, попытается ее куда-то пристроить, но кто же возьмет служанку, которую выгнал сам герцог? «Для тебя все закончилось», — ответило искаженное отражение и словно в подтверждение, по окну забарабанил крупный дождь.
— Готовься, выезжаешь через четверть часа, — услышала она за спиной слова Лерана.
То, как брат герцога мог незаметно подкрадываться, пугало. Вот и сейчас, он без единого звука открыл скрипучую дверь и даже вошел в комнату. Эни посмотрела на Лерана с грустью. Уставший, вымокший под дождем. По черному плащу стекали капли, лицо немного осунулось, он был небрит и теперь казался еще более худым, а на висках Эни заметила седину.
— Вы едете со мной? — спросила она.
— Да, — безразлично ответил Леран. — Если с тобой по дороге что-то случится, то Гарита лично герцогу войну устроит. Так что радуйся.
Когда Леран вышел из комнаты, она заметила в его руках небольшую, но заполненную почтовую сумку. Видимо, лорд не сказал всей правды и едет он в монастырь не просто для того, чтобы вернуть воспитанницу. Хотя какое теперь ей дело до этого?
Не прошло и четверти часа, как Эни стояла у большой кареты. Кучер — мужчина лет сорока с огромным носом картошкой и большой лысиной — сидел под козырьком кареты, закутавшись в плащ.